Демократия: опыт критического анализа : монография / А. Д. Керимов. 2019. 184 с.
Монография посвящена критике прочно утвердившегося в современном мире социокультурного и политико-правового феномена — демократии. Автор далек от стремления идеализировать демократию, рассматривая ее исключительно сквозь призму несомненно имеющихся, свойственных ей ценных качеств, достоинств и преимуществ. Напротив, он ставит цель вскрыть пороки и изъяны, имманентно и априори присущие демократическому способу формирования, организации и функционирования государственной власти и соответствующей идеологии, в более общем плане — соответствующего мировоззрения.
В книге предлагается оригинальное авторское понимание демократии, освещаются проблемы ее соотношения с теорией и практикой разделения властей и защиты прав человека, анализируются недостатки демократии, намечаются некоторые возможные пути и формы, конкретно-практические меры по их преодолению.
Готовится к изданию
Содержание
Введение 5
Глава 1. Осмысление демократии как технологии властвования меньшинства посредством большинства 26
Глава 2. Демократия и разделение властей 51
Глава 3. Демократия и права человека 79
Глава 4. Недостатки демократии 95
Глава 5. Преодоление пороков демократии 146
Предисловие
Окончание прошлого века ознаменовалось глобальной геополитической катастрофой, кардинальным образом изменившей расстановку сил на международной арене и обернувшейся настоящей трагедией для многих миллионов наших бывших и нынешних сограждан. В 1991 г. была разрушена великая империя — Союз Советских Социалистических Республик. Трудно переоценить то колоссальное влияние, которое оказала наша держава на судьбы отдельных людей, всего человечества в целом. Неодолимая и вместе с тем притягательная сила этого воздействия явилась следствием гигантских по глубине и масштабам преобразований, осуществленных в СССР во всех без исключения сферах общественной жизнедеятельности. Она обусловлена как блистательными победами и потрясающими достижениями советского народа, так и страшными драматическими событиями, произошедшими на необъятных просторах нашей Родины за ее 70-летнюю историю. Не возникает ни малейших сомнений в том, что изучение и осмысление позитивного и негативного опыта первого социалистического государства внесет действенный вклад в дело созидания принципиально нового, более гуманного, справедливого и прогрессивного посткапиталистического, постпотребительского завтра.
Мы, как, впрочем, и многие наши коллеги — юристы, философы, социологи, политологи, историки, представители других отраслей отечественной обществоведческой науки, в отличие от либерально настроенной прозападной интеллигенции абсолютно уверены в том, что распад самой большой страны мира нельзя рассматривать в качестве некого неизбежного и неотвратимого события, предопределенного естественным и объективным ходом исторического развития. Речь в данном случае, конечно, не идет ни о его однозначной строгой детерминированности, ни о роковой фатальности. Совершенно прав советский и российский юрист, видный политический деятель С. Н. Бабурин, полагая, что крах СССР явился «результатом успешного единения разрушительных внутренних и внешних действий врагов нашего Отечества». Аналогично высказывается и другой известный ученый З. А. Станкевич, посвятивший значительную часть своих исследований изучению процесса крушения могущественного социалистического государства и его негативных последствий. По его твердому и обоснованному убеждению, «Союз ССР не распался, как утверждают его мнимые друзья и откровенные недруги, а был развален совместными усилиями его вольных и невольных (заблуждающихся) противников как внутри страны, так и за ее пределами. Следовательно, история этого государства не закончилась, как это любит преподносить “победившая” сторона, а была оборвана со всеми вытекающими отсюда последствиями».
Наступила новая, характеризующаяся взрывоопасностью, крайней ожесточенностью и максимальной напряженностью историческая эпоха. Произошло практически одномоментное крушение биполярной системы и столь же стремительное перераспределение власти на международном уровне. «Вчера еще, — отмечает выдающийся отечественный политолог и философ А. С. Панарин (1940—2003), — США осуждали власть советской сверхдержавы или власть диктаторов и гегемонистов регионального масштаба как непомерную и опасную для людского благополучия. Но сегодня их уже не пугает куда более авантюрная и захватывающая миссия — управлять всем миром на основе однополярной модели, в рамках которой только им принадлежит монополия на действительно стратегические решения. Заявка на такую роль — это, несомненно, завязка такой политической драмы, которую не видел мир».
Претензия на мировое господство, тотальную власть, установление и упрочение однополярной структуры натолкнулась на яростное сопротивление со стороны многих, по преимуществу сильных и влиятельных, вовсе не желающих поступаться своим суверенитетом государств, которые либо исповедуют полицентризм и видят будущий мир многополярным, либо сами преследуют цель стать гегемонами в региональном, а то и в планетарном измерении. К последним, т. е. объективно притязающим если не на глобальное всевластие, то на мировое главенство, относятся прежде всего Китай и Россия (вероятно, и некоторые другие страны) вне зависимости от того, что официально заявляют по этому поводу их высшие руководители. Политические лидеры названных стран в данном случае либо намеренно скрывают свои истинные планы (что, пожалуй, вполне разумно), либо, как ни странно, искренне заблуждаются, беспочвенно полагая, что доминирование в мире не отвечает национальным интересам руководимых ими государств. В обоих случаях это не имеет особого значения, ибо стремление к такому доминированию всегда достаточно жестко детерминировано, а отнюдь не стохастично и поэтому в весьма малой степени зависит от воли отдельных, пусть даже высокопоставленных личностей.
Китай, несмотря на традиционную для него своего рода интровертность, фиксированность в первую очередь на собственном самосовершенствовании, сконцентрированность главным образом на вопросах внутренней политики, в последние десятилетия развивается столь ускоренно и интенсивно, столь быстро агрегирует в своих руках мощные финансовые, материальные, людские, военные, технико-технологические, административные, организационные, информационные, коммуникативные и прочие ресурсы, что с каждым годом все активнее, энергичнее и, надо признать, успешнее навязывает свою волю другим государствам, всему международному сообществу. Сегодня Китайская Народная Республика уже не может довольствоваться самодостаточным и некогда уютным одиночеством. Она не в силах более пребывать в комфортном состоянии отстраненного, безучастного и бесстрастного наблюдателя. Ей становится невыносимо тесно в узких рамках национальных границ. Непреклонная логика внутреннего развития страны, отличающегося поразительными масштабами и темпами, объективная направленность исторического процесса на углубление глобализации, открытая ориентированность правящих кругов США на мировое господство и, соответственно, продолжение холодной войны с Россией, ее нынешними и потенциальными союзниками — эти и некоторые другие важнейшие факторы, взятые в совокупности и взаимосвязи, неумолимо подталкивают китайскую политическую и экономическую элиту к необходимости устремления своих властных амбиций вовне.
Что касается нашей страны, то здесь воздействие названных факторов усиливается многократно. Можно уверенно сказать, что присущая России сосредоточенность отнюдь не только на вопросах внутриполитического, но и геополитического уровня вполне естественна, закономерна и, более того, предуготовлена драматическими перипетиями ее многовекового развития, своеобразием географического положения, культурными и религиозными традициями, особенностями русского менталитета и т. п. «Ведь Россия, — как точно отмечает Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, — это не просто государство со своими границами, законами и учреждениями. Это — страна-цивилизация, чьи пределы, миссия и смысл бытия определяются духовными ценностями, идеалами, историческими и культурными памятниками, святынями. Потому нашими рубежами являются и наши мировоззренческие установки, стоящие на страже нашей цивилизационной идентичности». А такого рода установки, вне всякого сомнения, простираются на весь мир.
Рассматриваемая в историософском контексте, наша страна на всем протяжении своего существования, будь то Древняя Русь, Российская империя, СССР или Российская Федерация, конечно, с различной степенью интенсивности и напряженности в зависимости от переживаемой эпохи или периода, но неизменно демонстрировала нацеленность на решение задач поистине вселенского масштаба, ориентированность на максимально широкое распространение передовых достижений своей культуры, сформированных в течение многих столетий духовно-нравственных ценностей, ясно осознавала свою особую, мессианскую роль в мире и налагаемую ею огромную ответственность за настоящее и грядущее всего человечества. Иначе не могло быть в стародавние времена и в обозримом прошлом, не может быть и поныне. Так будет и в будущем, ибо именно в этом историческая судьба нашего Отечества. Россия обречена на мессианство и, следовательно, на извечную, неустанную и нескончаемую борьбу за лидерство. Остается только уповать, что борьба эта рано или поздно завершится победой.
Проблема, однако, в том, что в означенных, да и во всех других (или почти во всех) современных государствах, не желающих подчиняться США, действуют силы, которые с полным на то основанием могут рассматриваться в качестве пятой колонны. Это в первую очередь относится к нашей Отчизне. Чтобы развеять все еще имеющиеся в интеллигентской среде сомнения в наличии у нас такой колонны (равно как и сознательно насаждаемый миф о ее отсутствии), достаточно привести весьма показательные суждения одного из ее ярких представителей — В. Л. Иноземцева. В докладе с тенденциозным названием «Пять причин, почему в России не будет демократии» на международном конгрессе «The Freedom Games 2015» в г. Лодзь (Польша) 17 октября 2015 г., размышляя о перспективах демократии в нашей стране, он приходит к незамысловатому, давно хорошо известному и столь привлекательному для политической и экономической элиты Запада, столь вожделенному ею выводу. «Учитывая, что в России исторически сложилась и ныне существует система, основанная на принципе “государство — это я”, — провозглашает автор, — десуверенизация правителя может быть реализована только через десуверенизацию самого государства. И если не говорить об оккупации (в российском случае невозможной), то остается лишь один простой и понятный путь: присоединение страны к наднациональному объединению с единым центром власти и нормотворчества. Как бы горько ни звучал этот тезис, но я не вижу оснований полагать, что Россия может стать демократией раньше, чем основные законодательные, судебные и исполнительные решения перестанут приниматься в Москве».
Поразительно! Не так уж часто, к счастью (хотя в последние годы все чаще), приходится сталкиваться с подобными, однозначно циничными, откровенно предательскими заявлениями своих же сограждан. Нас, оказывается, надо лишить суверенитета, возможности самостоятельно принимать законы и иные нормативные акты, права независимо вершить правосудие, полномочия неподконтрольно и исключительно по собственному усмотрению управлять нашими государственными и общественными делами! Помнится, того же желали немецко-фашистские войска (впрочем, не только они) в период Второй мировой войны, что и пытались практически реализовать в течение определенного временно€го отрезка на захваченных землях СССР! Итог миру известен.
Все это, т. е. властвование на нашей территории и над нашим народом, по плану В. Л. Иноземцева, должно осуществляться извне. Нетрудно догадаться, кем именно. Нам, конечно, так будет лучше. Наверное, мы сами этого хотим. А если и не хотим, то придется: ведь такова бог весть откуда взявшаяся логическая неизбежность, историческая провиденциальность, и так, несомненно, будет предпочтительнее не только для нас, но и для достопочтенного сообщества всех «цивилизованных» и «демократических» стран.
Любопытно, сколько времени понадобится, чтобы В. Л. Иноземцев и ему подобные перешли к открытым призывам к прямой военной оккупации (об утопичности которой он так явственно сожалеет) нашей Родины иностранными державами или державой? Что это, если не предательство национальных интересов, государственная измена? Как по-другому это назвать? Свободой слова? Утверждением демократии? Стремлением обеспечить лучшее будущее Отчизны? Что он и прочие прозападно настроенные либералы должны еще заявить, чтобы абсолютно все без исключения со всей ясностью почувствовали и глубоко прониклись мыслью: в России действуют силы, которые неведомо почему и за что, на каком-то подсознательно-животном уровне ненавидят русских, наше Отечество и алчут его изничтожить? Они и есть пятая колонна.
Разумеется, что присутствие таких сил (нередко весьма значительное) и их чрезвычайно энергичную разрушительную деятельность можно без труда обнаружить и в стане правящего класса. Это объясняется тем, что сильные государства, как замечает видный американский социолог и философ, один из основателей миросистемного анализа И. Валлерстайн, «могут позволить себе привести к власти в слабых государствах приемлемых для них людей, которые позже вместе с ними будут давить слабые государства и добиваться, чтобы те придерживались политического курса, удобного сильным государствам».
Именно так поступили сразу после развала СССР, в начале 1990-х гг., США в отношении России, которая в тот период была крайне ослаблена. Результат не заставил себя ждать. Невозможно не признать, что тогдашняя правящая элита нашей страны почти полностью состояла из персонажей, более чем удобных Америке, т. е. из рядовых и офицеров пятой колонны. Поэтому нет ничего удивительного, что подавляющее большинство представителей этой элиты (чаще всего злонамеренно, редко по недомыслию) незамедлительно, решительно и бесповоротно отвергло марксизм и безоговорочно присягнуло на верность либерализму (прежде всего либертаризму), капитализму и свободному рынку, причем в их радикальном, порой абсурдно-уродливом выражении. Следует особо подчеркнуть, что политическую элиту этого поистине трагического и постыдного периода отечественной истории (т. е. последнего десятилетия прошлого столетия) активно и энергично поддерживали многие мнящие себя интеллектуалами индивиды: одни — будучи опять же убежденными бойцами пятой колонны, другие — по глупости, увлекшись новомодными тогда для нас идейными течениями. Причину преобладания в среде последних либеральных умонастроений можно уяснить, вспомнив слова великого русского философа, поэта, публициста и литературного критика В. С. Соловьева (1853—1900), сказанные им более века назад, но по праву в полной мере применимые сегодня для описания и объяснения эмоционального состояния, некоего «стадного “единомыслия”», переживаемого соответствующей частью отечественной интеллигенции на исходе прошлого столетия. «Внутренний рост нашего общества, — писал он, — представлялся каким-то торжественным шествием прямо вперед, и кто не желал прослыть “отсталым” и подвергнуться всеобщему презрению, должен был одновременно со всеми “передовыми людьми” достигать одной и той же умственной станции».
«Неоконсервативная революция» конца 70—80-х гг. XX в. обеспечила окончательное перерождение капитализма в США, развитых странах Запада и ряда других регионов в непроизводительную, паразитическую, финансиализированную систему, стремительно перемещающую собственно производство на периферию, в государства третьего мира. Центральное место, главенствующая роль в такой системе принадлежит не предприятию, призванному разрабатывать и изготавливать те или иные изделия и товары, а банку, кредитной организации. На смену классическому, производительному капитализму «веберовского» типа, для которого характерны ценностные и, соответственно, поведенческие установки протестантской трудовой этики, мораль аскезы, бережливости, порой даже скопидомства, в определенной степени чувство ответственности перед социумом, отрицание неправедных способов обогащения и т. п., пришел иной, постпроизводительный, спекулятивно-ростовщический капитализм, получающий прибыль не по известной формуле Д — Т — , а по формуле упрощенной Д — , т. е. ничего не создающий, а лишь агрессивно, хищнически, безжалостно и неумолимо разоряющий хранилища богатств природы и культуры.
Помимо того, что такой капитализм куда более аморален, порочен и несправедлив по сравнению с его классическим предтечей, он еще и крайне неэффективен. «Экономика, — обоснованно полагает Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, — может быть эффективной тогда, когда она основана на человеческом труде, необязательно на физическом, но и на умственном труде, даже на духовных усилиях. Деньги должны быть подкреплены реальными ценностями. Если реальной ценностью деньги не подкреплены, то такая экономика нежизнеспособна. Но именно спекулятивный капитал стал основой обогащения огромного количества людей».
Это, по сути, предельно безнравственное, примитивно-грубое, вульгарное обогащение, разумеется, не могло не привести и вполне закономерно уже привело практически во всех странах к разорению и, следовательно, к глубочайшему кризису как в природной, так и в культурной ойкумене, о чем красноречиво свидетельствуют постоянно возникающие экологические катаклизмы и со всей очевидностью проявляющаяся духовная деградация, падение нравов целых этносов. Ровно такой капитализм, т. е. капитализм, ориентированный на торговую прибыль, ренту, различного рода финансовые махинации, биржевые спекуляции, недобросовестные способы обогащения, и насаждали в нашей стране (как мы сейчас видим, отнюдь небезуспешно) власть имущие 90-х гг. прошлого века и их главным образом американские (отчасти западноевропейские) хозяева и покровители. Последние и по сей день продолжают это делать во многих государствах мира.
Именно после разрушения СССР, гибели социалистического лагеря и отмеченного злокачественного перерождения, катастрофической деградации капитализма демократия, по преимуществу не вполне корректно рассматриваемая многими и у нас, и за рубежом исключительно в качестве неизбежного атрибута свободного рынка, стала почти во всех регионах земного шара превращаться, а в США, Западной, Центральной и Восточной Европе на сегодняшний день окончательно превратилась, в «священную корову». Этому в большой степени способствовала и способствует глобализация, которая достаточно давно трансформировалась в вестернизацию, скорее даже в американизацию всего мира.
На указанных обширных территориях демократия в обыденном, массовом сознании и, что удивительно, в сознании научном стала восприниматься и воспринимается ныне в основном как безусловно во многих, если не во всех, отношениях позитивное явление. Обратим сначала взоры на страны Запада. В них демократия (где, собственно, она зародилась и получила свое наиболее полное развитие) уже в течение довольно продолжительного периода времени представляет собой своего рода новую религию. На этом, кстати, акцентируют внимание некоторые (можно сказать, многие) западные ученые. Так, в выступлении на состоявшихся в мае 2012 г. в Санкт-Петербургском гуманитарном университете профсоюзов XII Международных Лихачевских чтениях канадский политолог П. Дуткевич сравнил демократию с некой своеобразной западной религией, абсолютной ценностью, которую в «цивилизованных» странах не принято ставить под сомнение. Аналогичной точки зрения придерживается и ряд российских аналитиков. Отечественный философ А. Г. Дугин, известный негативными, острокритическими воззрениями на демократию, в которых, конечно, есть рациональное зерно, подчеркивает, что сегодня она стала чем-то «священным». «Попробуйте только в беседе со среднестатистическим современным европейцем или американцем, — пишет он, — усомниться в демократии — увидите, что будет. Вы станете “изгоем”, “негражданином”, “идиотес”». Из нашего личного опыта общения с людьми западного мира (и, кстати, не только «среднестатистическими», но и весьма высокопоставленными и хорошо образованными) мы знаем, что именно так чаще всего и происходит.
Действительно, рьяные адепты демократии демонстрируют суеверное преклонение перед этой новой незыблемой авторитарной догмой, не подлежащей ни опытному доказательству, ни критической оценке, ни хотя бы частичному пересмотру. С упорством, безапелляционностью и высокомерием абсолютно убежденных в своей правоте миссионеров они нередко насильственно, невзирая ни на какие, даже самые энергичные автохтонные противодействия, навязывают ее основные постулаты всему остальному человечеству, осуществляя тем самым, по сути, духовную агрессию. Такое беспардонное навязывание, откровенный грубый прозелитизм уже достаточно давно являются неотъемлемой частью официальной государственной политики. Наиболее яркий пример в данном случае — поведение на международной арене Соединенных Штатов Америки и их союзников по НАТО. На протяжении многих десятков лет они бесцеремонно вмешиваются во внутренние дела других стран, предпринимают даже военные интервенции для обеспечения своих экономических интересов под лицемерным предлогом установления в них демократических политических режимов и защиты прав и свобод человека и гражданина. Подтверждений тому множество, из последних и наиболее ярких — широкомасштабные вооруженные конфликты в Афганистане, Ливии, Сирии и др. Духовная агрессия превращается в военную! По мнению видного итальянского политического теоретика Д. Дзоло, правящие круги США зачастую используют термин «democracy» в качестве средства международной дискриминации так называемых государств-изгоев (rogue states). И далеко не их одних. Подобная политика проводится американской властвующей элитой в отношении любых стран, которым не посчастливилось оказаться в зоне действия национальных интересов форпоста капитализма и демократии. А это практически весь земной шар.
Здесь, однако, необходима одна весьма существенная оговорка. Есть все основания полагать, что высший слой западной политической и финансово-экономической элиты в отличие от многих рядовых граждан (если не их большинства), представителей значительной части интеллигенции и служащих вовсе не испытывает никакого благоговения и преклонения перед демократией, рассматривая ее исключительно в качестве удобного инструмента, эффективного средства для упрочения своей власти (подробнее об этом см. гл. 4).
Культ демократии широко распространен сегодня и среди обывателей, лиц умственного труда и политиков стран Центральной и Восточной Европы. Начиная с 1989 г., когда в результате антикоммунистических революций за несколько месяцев были сметены существовавшие там просоветские режимы, стремительно зародился, невероятно быстро распространился и прочно утвердился миф, согласно которому демократия способна, по сути, автоматически, как бы сама собой, без какой-либо творческой активности и напряженных волевых усилий произвести гигантские по глубине и масштабам позитивные изменения практически во всех сферах общественного бытия. Эту нелепую фантазию удачно описал болгарский политолог И. Крастев. «В воображении деятелей центрально-европейских революций 1989 г., — отмечает он, — демократизация предполагала не столько представительство, сколько копирование западных институтов и политических практик. Беженцы из дивного нового мира коммунизма, центральноевропейские общества тосковали по скуке и предсказуемости. Но, несмотря на это стремление к нормальности, революции “конца истории” 1989 г. радикально изменили природу общественных ожиданий от демократии. Уставшие от жизни в диалектическом мире, где все было своей противоположностью, посткоммунистические граждане создали мировоззрение, в котором все хорошие вещи сопутствуют друг другу и случаются одновременно. Демократия означала процветание, авторитаризм означал бедность. Демократия означала отсутствие конфликтов; авторитаризм означал постоянный конфликт».
Такого рода воззрения, разумеется, есть предрассудки, никак не соотносящиеся с реальной действительностью. Однако они имеют место и, более того, удивительным образом основательно укоренились в сознании многих, может быть, даже большинства населения центрально- и восточноевропейских государств. Поразительно, но эти предрассудки были успешно преодолены очень давно, как минимум около века назад. Об этом красноречиво свидетельствуют слова выдающегося русского юриста и философа П. И. Новгородцева (1866—1924), написанные им еще в далеком 1923 г.: «В противоположность политическому оптимизму недавнего прошлого, когда казалось, что демократия есть нечто высшее и окончательное, что стоит только достигнуть ее, и все остальное приложится, теперь приходится признать, что демократия, вообще говоря, есть не путь, а только распутье, не достигнутая цель, а проходной пункт». Тем не менее миф о чудодейственной силе демократии благополучно возродился в провинциальном и неискушенном политическом сознании многих представителей как элитарных слоев, так и обычных граждан рассматриваемой части Европы.
Иначе обстоит дело в нашей стране. Поначалу наблюдалось наивное очарование этим западным изобретением. Однако отрезвление после тревожных, смутных, проникнутых разнузданным авантюризмом 90-х гг. прошлого столетия пришло достаточно быстро. По-другому и не могло быть, принимая во внимание ту глубину падения, ту степень катастрофичности, ту бедственность положения, которых достигло российское общество к началу нынешнего тысячелетия. Русская цивилизация, представленная народами России и патриотично настроенной интеллигенцией (но, к сожалению, отнюдь не всей политической элитой страны и буржуазией, значительную часть которой можно по праву назвать компрадорской), приступила наконец-то к формированию стойкого иммунитета, системы эффективной самозащиты общественного организма от вредоносных постулатов различного рода агрессивно навязываемых Западом политических, экономических, социологических и прочих теорий. Разумеется, не все, что приходит с Запада, следует оценивать однозначно негативно. Но и не все нам подходит, а если подходит, то не в полной мере и не в существующих там формах. Это в первую очередь касается демократии.
В настоящее время складывается вполне обоснованное впечатление, что большинство россиян относятся к ней с известной долей скепсиса, т. е. критически-недоверчиво, или же в лучшем случае апатично-индифферентно, выказывая полнейшее безразличие и равнодушие к ее институтам и процедурам. «Сегодня приходится констатировать, — настаивает Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, — что для многих граждан России это понятие остается чем-то внешним, привнесенным извне, хотя и не совсем чуждым. Это происходит по одной простой причине: концепция демократии не является обобщением позитивного опыта собственного социально-политического развития России. Демократия является принципом, выработанным на Западе, в странах евроатлантического региона».
Правящий класс нашего государства демонстрирует, увы, совершенно иное, далеко не критическое отношение к демократии, равно как и вообще к западным теоретическим конструкциям, схемам и построениям в области обществоведения. Представители этого класса в массе своей являются не более чем жалкими эпигонами мироустроительных концепций, этических норм и установок, составляющих идеологический базис современной западной цивилизации, находящейся по многим важнейшим показателям в глубочайшем кризисе. Они, в сущности, вовсе не стремятся перенять то лучшее, что было создано Западом в духовной сфере за истекшие несколько столетий, а лишь алчут механически привнести в национальную культуру инородное цивилизационное содержание, насильственно внедрить чужие, а порой и откровенно чуждые ценности, значения и смыслы. Они, как и все власть имущие капиталистического мира, меньше всего озабочены потребностями руководимого ими социума, нуждами и чаяниями народа, зато чрезвычайно восприимчивы к собственным материальным обретениям и потерям; одержимы стремлением достижения успеха, невзирая ни на какие нравственные запреты и ограничения, при этом крайне нетерпимы к финансовым и карьерным неудачам. Им неведомы иные разновидности человеческих мотиваций, кроме своекорыстных. Чувства долга, ответственности перед нацией, призванности служению Отчизне и даже любви к Родине им не свойственны, нередко совершенно чужды. Они — воинствующие космополиты, исповедующие принцип: «Ubi bene, ibi patria» (Где хорошо, там и Родина), люди мира, превратившие бойкую и беззастенчивую торговлю национальными интересами в умело организованный, прекрасно отлаженный и высокоприбыльный бизнес. Они заняты разбазариванием или же попросту банальным «проеданием» сырьевых запасов, миллионы лет накапливаемых природой, и богатств культуры, создаваемых гигантскими творческими усилиями предшествующих поколений на протяжении столетий, а то и тысячелетий. О необходимости сохранения и приумножения этих богатств они даже не помышляют.
Сказанное в полной мере относится к России ельцинской эпохи. Нельзя не заметить, что сегодня ситуация постепенно, мучительно медленно, но все же меняется к лучшему. Создается впечатление, при этом впечатление вполне оправданное, подкрепленное конкретными фактами практической политики, что часть высшего руководства нашего государства действительно озабочена защитой национальных интересов отечества. Между тем очевидно, что вся властвующая элита в целом должна быть подвергнута процедуре тщательного аффинирования, целью которой будет ее превращение в корпорацию лиц, воодушевленных идеей безусловной приоритетности национальных интересов над какими бы то ни было другими, обеспечения процветания и благоденствия собственной страны.
Многие серьезные исследователи, задаваясь вопросом, реальна ли эволюционная трансформация всей российской политической элиты в сторону служения таким интересам, дают на него однозначно отрицательный ответ, выказывают здесь откровенный пессимизм, абсолютное неверие в возможность ее постепенного столь глубокого качественного превращения. Так, А. И. Фурсов полагает, что добиться этого можно не эволюционным, а исключительно революционным путем. Поясняя свою позицию, он отмечает, что вовсе не обязательно непременно должна прийти какая-то другая элита, хотя и не исключает полностью подобный сценарий развития событий. Однако, скорее всего, по его мнению, все пойдет по варианту 1929 г., когда одна из групп власть имущих — сталинская номенклатура, «у которой не было счетов в западных банках, пустила кровь остальной части верхушки, связанной с Западом». А. И. Фурсов считает, таким образом, что в современных условиях вероятнее всего будет востребован революционный вариант, в частности потому, что «эволюция сложных и крупных систем необратима». «Думаю, — заключает автор, — если и возможны изменения, то а-ля 1929 год, с возникновением того, что можно назвать неоопричниной. Если нет, то альтернатива, на мой взгляд, одна. Это распад страны, это утрата верхушкой своего даже нынешнего полунезависимого положения в мировой системе...».
Мы в значительной степени разделяем пессимистические воззрения и прогнозы А. И. Фурсова. Нет ни малейших оснований надеяться, что определенная и при этом немалая часть российской правящей элиты когда-либо станет национально ответственной и национально ориентированной. Вместе с тем мы все же всецело уповаем на то, что самоочищение правящего класса возможно бескровным путем.
Демократия по сравнению со всеми иными известными политическими режимами обнаруживает немало сильных сторон, имеет предостаточно неоспоримых преимуществ и достоинств. Однако она не вправе довлеть самой себе. «Демократия, которая признает себя верховным и единственным принципом жизни, уже ничему не подчиненным, — подчеркивает великий русский философ Н. А. Бердяев, — есть, конечно, ложь и соблазн». При всей своей привлекательности она не может и не должна выступать в качестве некоего либерального фетиша, тем более в качестве самоцели. Напротив, ее следует рассматривать как средство, точнее, лишь как одно из средств для достижения целей гораздо более благородных и рафинированных, целей куда более высокого порядка. Демократию надо оценивать по тому, насколько человечество с ее помощью преуспело «в производстве лучшего продукта, лучших творений искусства и науки, лучшего образца нравов». О ней надо судить по масштабу и значимости тех результатов, которых люди добились в осмыслении социального и природного бытия, в создании более справедливых и гуманных обществ, в творчестве новых культурных и нравственных норм, в формировании более эффективных моделей управления, в интеллектуальном и духовном самосовершенствовании, развитии индивидуальных способностей и т. п. Рассматриваемая с этих позиций демократия обнаруживает немало существенных недостатков.
Один из основоположников социологической юриспруденции австрийский правовед О. Эрлих (1862—1922) начал свое, пожалуй, наиболее известное фундаментальное произведение «Основы социологии права» следующим оригинальным образом: «Часто утверждают, будто книга должна быть такой, что ее смысл можно было бы резюмировать в нескольких предложениях». Сделать это довольно трудно. И тем не менее если мы, следуя его примеру, попытаемся резюмировать смысл представляемой на суд читателя работы в нескольких фразах, то придем к следующим утверждениям.
Демократия должна быть решительно низвергнута с того пьедестала, на который ее водрузило современное правосознание. Следует перестать рассматривать демократию в качестве объекта безусловного и благоговейного, порою исполненного мистицизма поклонения. Ее надлежит лишить божественного нимба, таинственного ореола магического и универсального всеисцеляющего средства, коим она представляется значительной части одурманенных обывателей и интеллигенции. Необходимо в мировом масштабе преодолеть по сути религиозное отношение к демократии, заменив его строго научным. Демократия, понимаемая как определенный способ формирования, организации и функционирования государственной власти и как идеология (хотя очевидно, что в ранг таковой она возведена совершенно безосновательно), должна быть ограничена. Более того, демократия должна быть категорически изъята из многих и многих важнейших сфер общественной жизнедеятельности. Недостатки и пороки, имманентно ей присущие и все явственнее проявляющие себя в современных обществах, могут и, безусловно, должны быть нивелированы путем решительного внедрения в политические системы развитых стран элементов, свойственных, условно говоря, аристократической форме власти.
Мы, конечно, предвидим серьезные возражения со стороны противников подобной позиции, которых, несомненно, найдется немало. В самом общем виде возражения эти могли бы быть наиболее удачным образом выражены вселяющими в души оптимизм и надежду и потому замечательными словами П. И. Новгородцева. «Странное самообольщение! — возвещает он по поводу возможности возврата к старым политическим формам. — История не повторяется, и того, что пережито однажды, не вернуть никакими чарами реакционного знахарства». К сожалению, это не всегда так. По опыту не только прошлых поколений, но даже и нынешнего мы знаем, что нередко реакционные силы одерживают верх, а прогресс сменяется регрессом. Но дело, однако, в другом. Мы, разумеется, вовсе не призываем вернуться к устаревшим политическим порядкам и изжившим себя государственным структурам (что, надеемся, станет совершенно ясно из дальнейшего повествования). Именно поэтому мы специально оговариваемся, что употребляем термин «аристократия» условно, в его, так сказать, современной интерпретации. Под аристократией в данном случае подразумевается не власть высшего сословия, являющегося таковым по рождению, а правление лучших, завоевавших право так именоваться благодаря своим личным достоинствам и достижениям. Здесь мы солидарны с Н. А. Бердяевым (1874—1948), полагавшим, что окончательной и высшей остается истина, провозглашенная еще Платоном (428 или 427 — 348 или 347 до н. э.): «Идеальной формой правления может быть лишь аристократия, господство лучших, благороднейших, даровитейших, духовно сильнейших».
В принципе в данном случае возможно употребление и другого термина, введенного в научный оборот английским социологом М. Янгом (1915—2002), — «меритократия» (от латинского meritus — достойный и греческого kratos — власть, буквально — власть наиболее достойных, одаренных, заслуженных или власть, основанная на заслугах). Но это понятие, заметим, гораздо менее распространено.
В связи с высказанной нами точкой зрения сразу возникают как минимум два вопроса. В чем состоят недостатки демократии? И какие конкретно практические меры следует осуществить, что именно предпринять для их преодоления? Но прежде чем дать ответы, необходимо представить на суд читателя наше собственное ви€дение, оригинальное понимание демократии как социокультурного и политико-правового феномена, а также осветить проблемы соотношения демократии с теорией и практикой разделения властей и защиты прав человека.